Деятели ПОЛИТИКИ, бизнеса, РЕЛИГИИ, культуры и ИСКУССТВА. Проект «Век абсурда» – это история личности не только отдельно взятого человека, но и целой страны. Рассуждения на тему себя и мира вокруг.

Виталий Шинкарь:

В этом новом мире возникла совершенно новая образовательная религия, и имя ей — демократия

Трагическая история бытия одного молдавского попа…

Родился я в обычной советской семье. Семья моя жила вне всяких религиозных традиций. Хотя все корни у нас абсолютно еврейские. При этом слово «Бог» я ни дома, ни в школе никогда не слышал. Были в нашей традиционно-советской семье понятия успеха, благополучия, чистоты и красоты. Учился я в музыкальной подготовительной школе, потом была музыкальная десятилетка, а затем четыре года в обычной школе № 13, и это худшие воспоминания о школе.

ВИТАЛИЙ ШИНКАРЬ, протоиерей, клирик СвятоГеоргиевского храма, священник Молдавской митрополии.
ДАТА РОЖДЕНИЯ: 01 июня 1970 года.
МЕСТО РОЖДЕНИЯ: Кишинёв, Республика

После восьмого класса я сбежал в Электромеханический техникум и там познакомился со своим ныне хорошим другом, который отвел меня в театр юного зрителя. С того момента мой мир перевернулся, и на этом сосредоточилась вся моя жизнь. В театре я встретил свою жену, обрёл своё счастье и то, чего не было никогда — жажду чтения и понимания. Дальше всё происходило, как в классические 90-е. К 16 годам я понял, что есть Бог, потому что в театре видел очень много разных людей: и больных, и сумасшедших, и святых, и фантастических, и таких, которых больше уже никогда не будет. У меня было открытие, что Бог есть.

Какой он был, я тогда даже не интересовался, но вдруг просто понял, что он есть, и это развернуло мир ещё раз. Были какие-то попытки понимать, искать, гордиться — как всякая молодость, гордая, тупая, глупая. Всё как в классическом бреду — эзотерики, рерихнувшиеся, Кастанеда. В 18 лет я был уже женат очень счастливо и до сих пор с каждым днём мне это всё интереснее. Мы с женой вместе уже 31 год. В 14 лет мы встретились в театре, ровно в день моего рождения подали заявление в загс, а когда мне исполнилось 18 лет, поженились. Эта любовь для меня самое важное и самое красивое приключение в моей жизни.

И вот в свои 18 лет я решил покреститься. Тогда только открылся русский Георгиевский храм, в котором я по сей день служу. Мы отправились в храм разобрать мусор, помочь вынести ненужное, занести нужное, ну и заодно покреститься. Наш театр тогда закрылся, а в храме некому было заниматься делом, и я остался там алтарником. Думал, почитаю книжки, подыщу работку, поработаю пока в храме. Для меня это был совершенно новый, фантастический мир. Крестился я на Пасху, в 19 лет был дьяконом, а в 20 лет уже священником.

Вряд ли это был какой-то выбор, меня просто несло в этом направлении. Образования у меня как такового не было. Я со скрипом закончил какой-то ПТУ и то только потому, что надо было что-то делать. Жизнь была настолько насыщена, что было не до образования, это было неинтересно. А теперь… Теперь я жалею. Учиться необходимо. Сегодня я бы хотел иметь какое-то серьёзное, академическое образование. Мне этого очень не хватает. Когда это было нужно, мне было неинтересно, сейчас, когда интересно, уже не хватает сил. Что касается священства — профессия это или выбор, то с точки зрения профессии, что ты обучился и готовился к этому, то нет. Так получилось, что я стал священником.

Я не желал этого и никогда даже мыслить об этом не мог. Для меня это в большей степени удивление. По-хорошему говоря, я бы хотел, чтобы священство было хобби, вот это, наверное, моя мечта. Хобби в том смысле, что кормиться мы должны чем-то другим, а священство должно быть тем, что истекает из твоего внутреннего свободного порыва. Вот для этого и нужно иметь хорошее, твердое, правильное образование. Тогда священство станет призванием, а профессия позволит работать. В наших условиях это практически невозможно, и в православных странах священство, как правило, становитсяпрофессиональным.

О чем не принято говорить в храме?

Я не берусь точно сказать, потому что я говорю обо всём и со всеми. Очень часто на исповеди мы говорим с людьми о таких вещах, о которых не принято вообще нигде говорить. Чаще всего у людей есть только внешняя жизнь, внутренней жизни нет, они вообще ничего о ней не знают, они пусты. И если случается в храме настоящая исповедь, то это счастье.

Чего больше — религии в политике или политики в религии?

Политика была и остаётся игрой городских жителей. Она происходит из греко-эллинского представления о человеке-гражданине, который живёт в обществе, а город является средоточием управления. Здесь есть власть и есть государство, и любой добропорядочный гражданин должен участвовать в жизни этого социума.

Религиозный мир — это мир, который всегда присутствует в жизни человечества.

Не существует нерелигиозных обществ, и их никогда не было. Вы не найдёте народа, у которого не было тех или иных религиозных воззрений. В этом и есть феномен религии. Это некое свидетельство того, что религия — не выдумка человека. Если бы она была чем-то придуманным, мы бы знали хотя бы одно общество в мире, которое не разделяло те или иные религиозные идеи как таковые.

Сначала появляется культ, который исповедуют люди, затем возникает культура, и на базе культуры возникает философия. Философия, в свою очередь, — понимание того, во что мы веруем, как и ради чего живём. В этот большой комплекс вещей входит строительство государства и общества. Мы, христиане, чётко понимаем, что наша религиозность не просто одно из представлений Бога, мы во многом ещё и государство-, и культурообразующая религия.

Мы потрудились в этом мире, и фундаментом нашего мира — мира западной цивилизации, является христианство. Эти корни совершенно очевидны и понятны. Мы взаимодействуем как с государством, так и с людьми, и в этом смысле мы являемся членами политического мира.

Нужны ли мы сегодняшнему миру?

Современный мир усложняется, он становится более глобальным благодаря технологиям и Интернету. Мы должны с особой внимательностью вглядываться в этот мир. В этом новом мире возникла совершенно новая образовательная религия, и имя ей — демократия. Претендуя быть последней религией века, демократия всё настойчивее и настойчивее предлагает нам свои ценности.

Находясь во взаимоотношениях с реальностью и с грядущими переживаниями, мы не можем не дать оценку всему, что происходит с нами и вокруг нас. Нельзя забывать о том, что христианское представление о мире заключено в том, что каждый человек является участником Божьего замысла. Мы, как христиане, сами участвуем в политике в виде политиков, общественных деятелей или гражданских активистов.

Какие отношения у нас с государством?

Конституционно мы являемся церковью, у которой нет отношений с государством. Мы не можем на церковь переводить отношение, равное политической партии. Протестовать — это не задача церкви, как и напрямую заниматься политической деятельностью. У нас даже нет задачи давать оценку тому, что происходит в мире. Иногда мы идём вразрез с политическим диктатом и политическим мнением, и заметьте, что мы почти всегда проигрываем в этой битве.

Все наши протесты в Молдове против того, что связано с неприемлемым положением нравственности и морали, мы проиграли. По сути, нет победы ни в борьбе против абортов, ни в общественном устройстве, ни в законах, касающихся гомосексуалистов. Очень сложно отказываться от мощной руки государства, которая может тебе чем-то помочь.

Тем не менее в уставе нашей церкви есть неприятная для государства статья, которая гласит, что, если государство призывает граждан на грех, дело чести любого христианина не подчиниться такому государству. Это очень серьёзная статья, которая даёт право не на протест, а на внутреннее несогласие, а значит, неследование букве закона в случае, если эта буква закона призывает человека к греху или какой-то подлости.

Используют ли политики религию в своих целях?

За последние 30 лет моего нахождения в церкви, к счастью или к горю, но я не знаю ни одного механизма, с помощью которого мы могли бы к чему-то свой народ призвать или консолидировать. В той же самой нашей действительности, у меня в храме есть часть прихожан, которые симпатизируют социалистам, и есть те, которые, на моё удивление, симпатизируют партии демократов, но я не могу разделить своих прихожан.

Даже несмотря на свой внутренний протест, я отец и для тех, и для других. Я не могу регулировать их политические настроения и взгляды. Я не могу оказать на них ни политического, ни экономического, ни тем более духовного давления. Тогда я потеряю и своих друзей, и своих чад, я потеряю вообще всё. Конечно, многие политики пытаются использовать авторитет церкви, однако я не уверен, что это имеет под собой некую твёрдую почву, помогающую этим политикам. К нашему счастью, это их заблуждение, которым мы можем пользоваться.

Почему в моих ответах так много «Мы» и так мало «Я»?

Очень неприлично, на мой взгляд, вообще говорить Я, потому что кто Я такой?.. Когда современный человек заявляет: «Я наконец-то понял!», хочется спросить: «Кто такой ТЫ?», простите, пожалуйста, чтобы я был поражён тем, что, видите ли, ТЫ это понял. Или — «Даже Я!», ну вот, спасибо тебе, наконец-то даже ТЫ, второй после Бога, видимо.

Современный мир — это большое Я, поэтому он всегда в депрессии. «Я» всегда чего-то хочет ради себя и не готово служить другим. Гордый человек — это беда, гордый человек — это болезнь века. Все достоинства, которые проистекают из Я — это просто безумная шизофрения и ярмарка тщеславия. Это то, что я больше всего презираю и ненавижу. Мы вошли в тот период времени, когда религиозный фактор в нашем обществе будет оставаться все более и более маргинальной действительностью.

Мы перестаём быть основой культуры и становимся субкультурой. Мы даже не станем претендовать на какие-то глобальные вещи в нашем мире, потому что он стремительно уходит. Ницшеанское время, которое провозгласило смерть Бога, оно налицо. Мы находимся на грани чего-то странного и нам неизведанного.

Разочаровался ли я в президенте?

Чтобы не разочаровываться, не надо очаровываться Я не был очарован. Дело в том, что молдавская политическая колода карт настолько однообразна, что как её ни тасуй, всё заранее понятно. Мои симпатии принадлежали не самому президенту, а тому, что он декларировал. Для меня не столь важна личностная характеристика президента.  Мы всё видели на своём веку, и нас не обманешь так просто. Для меня очень важны те слова, которые звучат. Я никогда раньше их не слышал.

Даже если они никогда не будут исполнены, для меня важно содержание этих слов. Библейской нормой было не брать на войну холостяка. Огромное количество людей думают, что это было связано тем, что он ещё не обзавёлся семьей и ему ещё детей надо нарожать. На самом деле все ровно наоборот. Холостяка не берут на войну, потому что ему нечего защищать, он побежит. Когда за твоей спиной жена, дети и твой дом, ты будешь землю грызть зубами и впиваться в неё когтями. Если ты вызвался быть отцом нации, ты обязан явить народу свою семью, детей, всё то, что для тебя ценно, и нравственную подоплеку всему этому.

Сумма наших противоречий не даёт нам съесть друг друга и выбрать какую-то одну форму безумия.

Ценность убеждений — это если я встретил правду, находясь на ложном пути, то дело чести уйти с ложного пути и пойти по пути правды. Политик — это человек возможности. Если он видит возможность, он пытается её реализовать. В современном мире мы уже научены тем, что декларации политиков и их настоящие дела не сходятся. Важно понимать, что политика — это искусство возможного. И нельзя забывать, что ориентиры нашего политического мира существуют только потому, что мы верим, что должны не в рай превратить этот мир, а не дать ему стать адом. Нам важно не опустить этот мир до состояния хаоса и катастрофы.

Мне совершенно не важно, чем будет политическая жизнь этого места, мне важно, как я буду себя вести в той или иной ситуации. В христианском понимании мне важно сохранить заповедь Божию. Для христианина вера — это тот огромный мир, внутри которого живут все мои чувства, все мои представления о правде и об истине.

Я верю в судьбу Молдовы только в её сближении с Россией.

Я не верю и не хочу верить в европейское будущее Молдовы, но это является частью моих личных политических взглядов. Я не верю в демократию. Для меня это квазирелигия. Я не верю в буржуазность нашего общества, которое для меня отвратительно и омерзительно. Я в этом смысле совершенно свободен от неких обязательств этому обществу. И для меня важно, что мои идеи разделяют со мной мои друзья и люди, которых я люблю. В итоге мы останемся в мире тех людей, которые разделяют именно такие идеи. И если нам придётся быть партизанами, мы ими станем. Может быть, в противостоянии Господь сохраняет нас.

У христианства нет идеи обустройства мира,более того, христиане — это удивительная религиозная формация людей, которая верит в своё поражение. Мы знаем, что придёт антихрист и это всё закончится плохо, мы знаем, что проиграем эту битву. Мы — и спасённые грешники, и информированные пессимисты. Мы знаем, что этот мир разрушен в самом начале, и мы знаем, что этот мир исцелить невозможно. Это не даёт нам быть утопичными людьми, и это позволяет нам быть реалистами. Как реалисты мы понимаем, что нам необходимы армия и государство.

Мы смертны, мы болеем, весь космос умирает, мы живём в мире, где царствуют время и смерть. Внутри этой реальности я чётко понимаю, что будут страдания на земле и будут войны. Ради этого нужны твёрдые государства, во избежание катаклизмов. Именно поэтому церковь всегда будет государственной и будет сопрягаться с политикой. Говорить о каком-то идеальном обществе не приходится, но нам важно, чтобы был мир, нам важно, чтобы общество не сходило с ума, а наши политики не доводили нас до безнравственного состояния. Очень важно осознать, что главное — это то, что происходит в твоём сердце. Неважно, что там делает президент или олигархи, важно то, чем живёт и питается твоё собственное сердце.

Религиозность человеку свойственна, и человек всегда будет искать ответы на свои вопросы.

Религия сегодня является последним бастионом нравственности. Возможно, это последняя точка, за крушением которой наступит нравственный хаос. Мы храним сердцевинную часть общества. Я не могу представить, как можно прочитать Чехова, Достоевского, тем более Булгакова, не зная Евангелие. Произведение Булакова — это рассказ о Евангелистских событиях глазами сатаны. Взгляд сатаны на современных людей. Сатана не существует как отдельная единица, он может паразитировать, как глист. Эта та тьма, когда нет света.

Дьявол — это паразит на теле добра. Его не существует как такового, потому что Бог дьявола не создавал. Это личное, свободное падение ангела, который превратился в сатану. Возвращаясь к нашей теме, человек ищет не просто каких-то красивых смыслов и картинок, человеку важно понять собственное сердце: «Зачем я существую и в чем смысл моего бытия?» Ответ на эти вопросы ты никогда не получишь через физику или математику. Наука тебе помогает в чем-то разобраться, но этого мало для полноты картины.

Тебя все равно терзают вопросы о твоём сердце: почему оно так живёт, почему оно ненавидит, почему оно не любит и сопротивляется, или, наоборот, поражается какой-то красоте? Эти вопросы остаются моим внутренним уделом. Ответы на эти вопросы по-настоящему соединяют меня с небом. В любом обществе нормальное государство будет поддерживать религиозный путь. Только на этом пути человек обретает подлинное своё содержание и сияние.

Тогда и смысл государства появляется, и смысл нашей жизни появляется. Мы являем себя не только как замкнутые индивидуалисты, но как люди, которые перед лицом единой истины способны вместе что-то создать. Проблема ведь не в том, что мы что-то осознаем, а в том, как мы будем действовать, чтобы это что-то осознать. Всегда важен метод: «Что я делаю для того, чтобы взлететь?!» Всю жизнь я могу просидеть на одном месте, пытаясь взлететь. Попытка равна действию, а не словам. Что мы сделали для того, чтобы понять Священное писание, что мы сделали для того, чтобы понять другого человека, что вообще мы сделали ради чего-то поистине важного?

Человек сам приносит в этот мир войну своей гордыней, алчностью и жадностью.

Если окажется, что Бога нет начит, мы с вами находимся в очень уютной, приятной психиатрической клинике, и отвечает за всё происходящее тот, на ком белый халат. В этой степени все наши предположения безумны. И даже понимание того, что Бог есть, тоже может означать, что мы находимся всё в той же психиатрической больнице. Мы не застрахованы ни от чего.

В первую очередь, я понимаю, что ответственность за всё несу я. За мир, который создал Бог, отвечает Он сам, но это не обязательно меня должно касаться. Мне бы с собой разобраться. И вот только на этапе твоего внутреннего разбирательства очень прилично говорить Я, а не МЫ. Когда ты говоришь «Мы» в рамках твоей внутренней действительности мира, это и есть повторение твоей шизофренической гордыни. Мы обычно грешим, как все мудаки на земле, но мы не такие пидорасы, как все остальные пидорасы.

Words by Inessa Dermenji